Владимир Александрович Силкин — поэт, прозаик, журналист, сценарист, переводчик, секретарь Союза писателей России, полковник запаса, начальник военно-художественной студии писателей Центрального Дома Российской Армии имени М.В. Фрунзе Министерства обороны Российской Федерации.
Лауреат Государственной премии России, Заслуженный работник культуры РФ, Почётный гражданин Рязанской области.
ГОРОДКИ
Памяти уроженца с. Городки Тюльганского района Оренбургской области,
Героя России, старшего лейтенанта Александра Александровича Прохоренко,
принявшего последний бой в провинции Хомс.
Сколько в России моей Городков,
Давших таких золотых мужиков?!
Светлая память погибшим в бою,
Что за Россию бесстрашно встают!
И не доступны свинцу и огню,
И прожигают сердцами броню.
Тот, кто на помощь позвал ВКС,
Фениксом нынче из пепла воскрес.
Мысленно Хомсом его прохожу,
И неустанно в пример привожу.
И не сломить никому никогда
И Городки наши, и города.
ЗМЕЙКА
Талант, как говорится, не пропьёшь,
Не закопаешь, не утопишь в воду.
Вонзается привычно русский нож
В сирийскую древесную породу.
Дрожит в руках негнущийся бамбук.
Война войной, но жить он тоже хочет,
И выскользнуть пытается из рук
И затеряться под покровом ночи.
Дрожи, бамбук! Не на того напал!
За жизнь твою не дам сейчас копейки.
И я хочу, чтоб ты отныне стал
Песчаной извивающейся змейкой.
Когда с войны приедешь на Урал,
Когда тебя сержант представит дочке,
Ты вдруг поймёшь,
что век твой не пропал,
И ощутишь язык в себе и почки.
СТОРОЖЕВАЯ ЗАСТАВА
Настилы от сырых снарядных ящиков,
Сухая маскировочная сеть.
И кажется, сейчас возникнут ящеры,
Чтоб на тебя поближе посмотреть.
Они сочлись с воюющими славою,
В историю вписали имена,
И странно им, за этою заставою
Не хочет успокоиться война.
Но снова объявляют перемирие,
Чтоб кто-то мог покинуть отчий кров,
И беженцы, и беженцы из Сирии,
От сытых апельсиновых садов.
"Вертушка" зависает над заставою.
Наверняка, не просто поднялись.
И ящеры с воюющими славою,
Как оказалось, вовсе не сочлись.
ВЫСТАВКА
Памяти художника Людмилы Гурар
Мы в одной столовой ели,
За одним столом.
Но остались акварели
Навсегда в былом.
Золотые виды Крыма,
Солнечный Арбат.
Как цветы неповторимо
Смотрят на ребят.
Розы праздничные в вазе,
Розы на войне.
Эта выставка на базе
Грудь сдавила мне.
Всё пройдёт, и снег, и грозы,
Служба в суете.
Лишь оставленные розы
Стынут на холсте.
"АЛЛИГАТОР"
Я минорный, я из грусти,
Из печали и дождей.
Я на самом деле русский,
Только в небе я ничей.
В синем небе звёзд навалом,
"Аллигатор" ищет цель.
Замурованный металлом,
Я твоей любовью цел.
А печаль моя минорна,
Потому, что ты вдали,
И любви небесной зёрна
Не касаются земли.
Но они рождают веру,
Что и любишь ты, и ждёшь.
В нашем небе, в небе сером
Поджидает русский дождь.
Прилечу к тебе сквозь вспышки,
В нежном танце закружу,
И любимому сынишке
Небо в звёздах покажу.
ФОТОВЫСТАВКА НА АВИАБАЗЕ
Вячеславу Калинину
Фотовыставка бывшей корейской,
Необъявленной в прошлом войны.
Будто ныне на базе армейской,
Русский лётчик в часы тишины.
На уже пожелтевшее фото
Долго смотрит усталый старлей,
Словно сам он во время полёта
Среди дальневосточных полей.
Ничего не меняется в мире,
Бесконечна на свете борьба.
На подлёте к сирийской Пальмире
Улыбнулась старлею судьба.
И глядит он в далёкие дали,
Где ровесник застыл у крыла.
А на фото, что всё передали,
Жизнь, как мирное небо, светла.
"НОЧНОЙ ОХОТНИК"
"Ночной охотник" спать привык при свете,
При свете звёзд уходит в небеса.
Он, как в тайге охотник, всё приметит
И с высоты расслышит голоса.
Не тронь его, иначе будет крышка,
В азарте он испытывает дрожь.
Он видит всё, и если где-то вспышка,
То от него под землю не уйдёшь.
Напорешься, всегда получишь сдачу,
Ему подвластны и дожди, и мгла.
И не в пример заморскому "апачу",
Он виртуоз, он русская юла!
Идёт на цель, а небо сводит скулы,
Плевать ему на чей-нибудь оскал.
Ведь на земле ждёт "Чёрная акула",
А он ей возвратиться обещал.
"Ночной охотник" курс берёт на базу,
Чтоб отдохнуть и вновь идти на цель.
Не промахнулся он ещё ни разу
От Родины за тридевять земель.
САПЁРЫ
На войну солдат не тянет,
У неё тяжёлый след.
Наши инопланетяне
За работою чуть свет.
Извлекают молча мины
Иванов и Галустян,
И черны от пота спины
Этих инопланетян.
Каждый метр — поле боя,
Но сапёры не грустят.
Снова жертвуют собою
Иванов и Галустян.
А за ними следом дети,
Позабывшие покой,
Ведь у них на белом свете
Нет защиты никакой.
Никому за страх и голод
Эти дети не простят.
Но ведут их в бывший город
Иванов и Галустян.
Русский хлеб в огне и дыме
С ними делят на войне.
И они почти своими
Стали этой ребятне.
Стали как два старших брата
Ребятне наверняка
Два сапёра, два солдата,
Два приезжих мужика.
ТАРТУС
Помолились и шейхи, и принцы,
Спят на небе Аллах, Иисус.
Окликают бездомные птицы
Часовых возле базы Тартус*.
Не шумит Средиземное море,
И такая стоит тишина!
Сколько ж можно разжёвывать горе,
Что, как хлеб, преподносит война?!
Мало здесь понимают по-русски,
Но и в этом далёком порту
С Богоматерью светлой Тартусской
Пребывает матрос на посту.
Эта церковь далёкого века,
Но доступна, как счастье, она,
И прощает грехи человека,
Утешает во все времена.
И глаза у матроса сырые,
И от счастья пылает лицо.
Беззащитная Дева Мария,
Боевой "Адмирал Кузнецов".
*Тартус — второй по величине портовый город в Сирии. В 1123 году там была построена церковь Богоматери Тартусской, и население города поклонялось Деве Марии. Сейчас в здании располагается музей.
СИРИЙСКАЯ ЖАРА
Безбрежно небо голубое,
Не европейская жара.
Плюс пятьдесят — само собою
Который день уже с утра.
На небе ни единой птицы,
Ни рваных туч, ни мошкары.
И только солнечные лица
От изнуряющей жары.
Жара! Она сейчас повсюду,
Как угорелая, с небес.
И пластиковую посуду
Солдаты прячут под навес.
На этой выносной заставе
Не дуют знойные ветра,
И Сирией сегодня правит
Не проходящая жара.
САШКА
Триптих
Памяти уроженца Оренбургской области
Александра Прохоренко, погибшего в Сирии
в районе населённого пункта Тадмор
провинции Хомс под Пальмирой.
День рожденья*
В твой день рожденья началась война,
Великая, каких ещё не знали.
Сквозь толщу лет, но добралась она
И до тебя, шагнув в такие дали.
Она и не кончалась никогда.
Как говорит народ, ломать — не строить.
То здесь, то там пылают города,
То здесь, то там рождаются Герои.
И ты шагнул навек на пьедестал,
Стоишь теперь, незыблемый, как ветер.
И подвиг твой звучать не перестал,
Не перестал быть разовым на свете.
Над Сирией проходят облака,
Лежит Пальмира, древняя, как боги.
И подвиг твой солдатский — на века,
И подвиг твой — пример другим в итоге.
*Александр Прохоренко родился 22 июня 1990 года.
ПАН*
Он не слышал, как ему кричали,
Мол, сдавайся, всё равно конец.
И входили светлые печали
В душу, как невидимый свинец.
Он молчал и слушал рокот стали,
И как бомбы падают, трубя.
Разве террористы эти знали,
Что огонь он вызвал на себя?
Поняли, но только было поздно —
Им с небес, почти наперерез,
Разрывая в клочья южный воздух,
Шли почти все наши ВКС.
За него воздушная держава,
Била неприятеля в упор.
Сашка, Сашка, знал бы ты, что слава
О тебе шагнула за Тадмор.
Я не знаю твоего кумира,
Но теперь в России пацаны
Знают, что на свете есть Пальмира,
Есть Герои у моей страны.
Будут войны, будут постоянно,
Будет в войнах плавиться металл,
Но никто ещё такого пана
В мире, кроме нас, не воспитал.
*ПАН — передовой авианаводчик.
Проха*
Сашка, Сашка! Сашка Проха!
Одиноко стало мне.
Без тебя, товарищ, плохо
И любимой, и стране.
У друзей отняли друга,
Но для них ты всё живой.
И летит до Оренбурга
Незабвенный голос твой.
Ты застыл навеки в бронзе,
Ты и в улицах живёшь,
А по ним детей провозит
Радостная молодёжь.
Только в памятные даты
Всё равно стоишь в строю,
Смотришь, как тебе солдаты
Честь при встрече отдают.
Да, такая, брат, эпоха…
Снова выпала война…
Сашка, Сашка! Сашка Проха,
Вечный, как моя страна!
*Между собой друзья называли Александра Прохоренко Прохой.
БРОД
Кто сказал, что в этом броде нам
Ни за что не повезёт?
Ведь не мы, а это Родина
Хлеб для Сирии везёт!
В брод идём по неизвестности,
С грузом для детей идём.
Даже на открытой местности,
То под солнцем, то дождём.
Мы своей бронёй укутаны,
Рядом с нами вся страна.
Может быть, потом кому-то нам
Даст Россия ордена.
Мы сильны своею волею,
Верой, правдою сильны,
И детей с тяжёлой долею
Накормить теперь должны.
Наши дети письма пишут нам,
Ждут с победою домой.
Мы вернёмся в мае вишенном
Или этою зимой.
Хорошо, что дома верят нам,
В письмах делятся теплом.
А тепла всегда немерено,
Лишь бы ждал и помнил дом.
ГУМКОНВОЙ
Белый мрамор Сирийской пустыни,
Раскалённое солнце с утра.
До полсотни по Цельсию ныне
В этой самой пустыне жара.
Но колонна ползёт неустанно,
А в машинах вода и мука.
Мир, как тонкую ниточку, тянут
Три расплавленных броневика.
А в бойницу песчаного "Тигра"
Зорко смотрит сейчас лейтенант,
Не забывший военные игры,
Что оплошность в бою не простят.
И на сердце у парня такое!
По дороге — разруха-беда…
Но ползут, и ползут гумконвои
В разорённые города.
Их встречают сирийские дети,
И глаза у мальчишек блестят:
Добротой их и лаской приветит
Не видавший войны лейтенант.
Он на "Тигре" в Алеппо приехал,
К тем, кто думать забыл о тепле.
И Россия, как дальнее эхо,
Прозвучит на сирийской земле.
* * *
Господи! Туи! Ну, как под Москвою!
Кажется, впрямь, не летал никуда.
Пахнет почти новогоднею хвоей,
Словно бы мир возвратился сюда.
Будто бы рядом красивая сказка,
Лишь не хватает блестящих шаров.
Но в развороченных окнах Дамаска
Нынче не видно беспечных голов.
Жизненным деревом тую назвали,
Жизненным деревом стал кипарис.
Всё б оно так, если птицы из стали
С неба с надрывом не падали вниз.
Как оно будет? Ни криком, ни лаской
Не успокоить сирийский народ.
Господи! Туя растёт под Дамаском,
Господи! Как под Москвою растёт.
ПАЛАТКА
В этой палатке просторно и чисто,
Сцена в палатке такой не нужна.
Самых любимых чтецов и артистов
Шлёт на гастроли к военным страна.
В смокингах модных, в седых камуфляжах
Входят в палатку, как в ложу, они.
Главное — голос и то, как заряжен
Каждый для нашей защитной брони —
Наших ребят, что сегодня на суше,
Не в небесах, не лежат под огнём.
Сели тихонько, чтоб хлопать и слушать
В зале концертном безоблачным днём.
Пой и читай, если в гости приехал,
Верь, что ты нужен кому-то сейчас,
Чтоб долетало до Родины эхо
Нежных ресниц и восторженных глаз.
ПЕРЕД ВЫЛЕТОМ
Не забудь поговорить с машиной,
Ты её, как женщину, погладь.
Каждый новый вылет для мужчины
Может и последним в небе стать.
Потому и важно экипажу,
Верить самолёту, как жене.
И шептать на ухо фюзеляжу
То, что вслух не скажешь на войне.
Загляни своей машине в душу,
Не бывает лишним разговор.
И взлетай, и никого не слушай,
Только голос сердца и мотор.
Доброта не поддаётся сглазу,
И металл мечтает о тепле.
Пошепчись и прилетай на базу,
Обними машину на земле.
РУССКИЙ ХЛЕБ
Как вкусно пахнет русский хлеб!
Как хорошо готовят дома!
Вот поклониться в ноги мне б
С далёкого аэродрома
Всем тем, кто на стерне стоял,
Потел в какой-нибудь пекарне,
Чтоб дух солдатский выше стал,
Чтоб помнили Россию парни.
Какой же вкусный хлеб ржаной!
И сколько света в чёрном хлебе!
А значит, со своей страной
Мы на чужой земле и в небе.
ПОЛЕВАЯ КУХНЯ
Кухня, как в России, полевая,
Тут и черпаки, и колпаки.
В бак походный воду заливают
Знающие службу мужики.
Будет каша вкусной и душистой,
Запах улетит за облака.
И застыл в своём халате чистом
Рядом военврач из городка.
Не отходит ни на шаг от бака,
Как хозяйка встала у плиты,
И аэродромная собака
Тянет запах, спрятавшись в кусты.
Мирный день, теплынь вокруг такая,
Впору форму с плеч уже снимать.
А в России, сыну потакая,
Кашу маслом разбавляет мать.
И всё ждёт, что тихо вздрогнут двери,
Мать замрёт и молвит: "Это ты?!"
И какие могут быть потери,
Если мать хлопочет у плиты!
* * *
Убереги от пуль и мин
Своей любовью и разлукой,
Своей немыслимою мукой
И мыслью, что я тут один.
И я вернусь к твоим рукам,
К твоим глазам, глядящим в небо.
Чтобы тебя услышать, мне бы
Приплыть домой по облакам.
И по грозе и по дождям,
Где мы с тобой гуляли двое,
Под крышами и под листвою,
По улицам и площадям
Не верь, что я не прилечу,
И жди звонка с аэродрома.
Я позвоню, что буду дома
Через минуту. Не шучу!
* * *
Сирия. Северо-запад.
Птицы на небе — к вестям.
И апельсиновый запах
Ноздри щекочет гостям.
Всё непривычно в итоге,
Не пробивает жара.
В лужах у старой дороги
Спорит с жарой мошкара.
И забываешь, что рядом
Не затихает война,
И принимает снаряды,
Словно подарки, она.
Рыжее солнце пустыни,
Горные эти хребты,
Если возможно, отныне
Не возводите кресты.
Сирия. Северо-запад.
Утренний полумрак,
И апельсиновый запах
Не исчезает никак.
* * *
Свой взгляд на войну у каждого,
Но всё же, как ни крути,
Война со своею жаждою
Многих сбила с пути.
Сириец идёт за тачкою,
Сириец везёт цемент…
За политической качкою
Виден житейский момент.
Каждому кушать хочется.
Авиабаза "Хмеймим".
И никакие пророчества
Не разглядеть сквозь дым.
База живёт и трудится,
База встаёт чуть свет.
Ну, а Земля-то крутится,
Ей передышки нет.
Ставят надолго здания,
Лавочки возле них…
Снова идёт с задания
Пара моих родных.
ПРИЛЁТ НА АВИАБАЗУ
Мы-то думали, база спит,
В этот час только сны и снятся.
Оказалось, армейский быт
И в России, и тут разнятся.
Все до мелочи включено
В распорядок и дня, и ночи.
Вот такое оно кино,
Жизнь бессонная, между прочим.
Ждёт автобус. Ревёт мотор
Отбомбившего самолёта.
Так и кажется, будто с гор
Наблюдает за базой кто-то.
Террористов в горах, как мух,
Много зла на моей планете…
Но у нас и глаза, и слух,
И влюблённые в небо дети.
ВОЕННЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
В красном солнечном берете,
В чужедальней стороне,
Он за всё сейчас на свете
Отвечает на войне.
Всё ему сейчас подвластно,
Всё доверено ему.
Вот он и подобострастно
И не служит никому.
Служит только по уставу
И не лезет на рожон.
Выезжает на заставы,
Охраняет грузы он…
И его, встречая где-то,
Уважительно зовут.
Наши красные береты
Жизнью полною живут.
И покуда знают дело,
Служат верно вдалеке,
И ребята будут целы,
Да и база на замке.
ПЛАКУЧИЕ ИВЫ
Как в России, плакучие ивы,
Можжевельник, полынь, виноград.
И несметное поле оливы,
И питающий зелень Ефрат.
Начитались о Сирии в книжках,
Но воочию встретились с ней:
Босоногие чьи-то мальчишки —
Безотцовщина нынешних дней.
На солёное озеро снова
Опускаются птицы чуть свет.
А у этих мальчишек ни крова,
Ни понятия Родины нет.
Всё бредут и бредут по дороге.
А куда она ныне ведёт?
В кровь разбитые души и ноги,
Прикрывающий их вертолёт…
РОДИНА ДАМАССКОЙ СТАЛИ
Бить её не перестали,
Режут вдоволь на войне.
Родина дамасской стали
Закаляется в огне.
Здесь не спать уже устали,
Быть всё время на коне.
Родина дамасской стали
Закаляется в огне.
Только в сердце не попали,
Сердце у неё в броне.
Родина дамасской стали
Закаляется в огне.
И чеканятся медали
Лучшим воинам в стране.
Родина дамасской стали
Закаляется в огне.
СОБАКА
Она встречает самолёт
Один и тот же из полёта,
Как будто бы передаёт
Ей время возращенья кто-то.
Сидит, как молится, она,
Бессонная и золотая,
И понимает, что война
Работа очень не простая.
И так ей хочется взглянуть
В лицо тому, кого не знает.
Но гермошлем, чтобы вздохнуть,
Прилюдно лётчик не снимает.
Но всё равно, придёт пора,
Он подойдёт, потреплет холку.
И слёзы радости с утра
Смахнёт собака втихомолку.
КАПИТАН
Капитан намылил щёки,
Ощутил парфюм чужой.
От него бандиты в шоке,
Если он над головой.
Капитан об этом знает,
Он гроза окрестных гор.
Он, как Бог, в горах летает,
Он бандитов бьёт в упор.
Он не светится прилюдно,
Только круче, чем плейбой.
Ох, в горах бандитам трудно,
Если он вступает в бой.
Он готовится в Россию,
Он настолько знаменит!
В небе нет его красивей,
Да и Бог его хранит.
Улетит он завтра рано,
Сделал всё уже, что мог.
Вспоминайте капитана,
Что в горах летал, как Бог.
БРОДЯЧАЯ КОШКА
Дозвониться до Тулы пустяк.
Связь прекрасная, слышимость в норме.
— Как там, дома? Скучают, земляк?
— Дочка кошку бродячую кормит!..
В свой пустующий модуль бредёт:
— Вся в меня, получается, крошка!
А под модулем кошка живёт,
Как в России, бродячая кошка.
И майор, чтоб не видел народ,
Эту кошку бродячую гладит,
И она ему силы даёт
И никто с ним на свете не сладит.
ИЗ КОМАНДИРОВКИ
Взлетает борт, забитый до отказа,
И на кого-то офицер ворчит.
А вдруг с земли какая-то зараза
Огни его на небе различит.
Путь не простой, а в небе всё бывает,
А впереди весёлая Москва.
За всех за нас он нынче отвечает,
И говорит конкретные слова.
Пройдём район, и включат свет пилоты,
Теперь болтай до самой до Москвы.
Но веселиться как-то неохота,
Хоть с лётчика не снимут головы.
А он опять вернётся по маршруту,
Жену оставив на ВДНХ,
И снова скажет в сотый раз кому-то,
Чтобы убрал мобильник от греха.
ПЕРЕГОВОРНЫЙ ПУНКТ
Я пообщался б со всеми
Теми, кто ждёт выходных.
Но им отпущено время,
Чтобы услышать родных.
И убегают ребята,
Счастьем коротким полны.
Чья-то изба или хата
Видятся лучше с войны.
Что им чужие расспросы,
Слава и просто ля-ля?
Поговорили матросы,
Как окунулись в поля.
Будто в бурлящую воду
Парни сегодня вошли,
Чтобы взглянуть на природу
Милой с рожденья земли.
И ничего им не надо,
Кроме того, что есть дом,
Где за кудрявой оградой
Ждут и надеются в нём.
НА ВОЙНУ
Через долы, через горы,
Через спящую страну
Покидают парни город,
Улетают на войну.
Кто им там готовит встречу,
Кто накормит поутру?
Но полёт судьбе навстречу
Принимают за игру.
Удаляется столица,
Не видны уже огни.
И пока не прячут лица
Обожжённые они.
Всё потом, сейчас — дорога
И сумбурных мыслей строй.
Всё, конечно же, от Бога,
Даже самый первый бой.
МЕДСЕСТРА
В своей светёлке — в этом тихом модуле,
Где не скрипит казённая кровать,
Пока карету царскую не подали,
Ей лень и просыпаться, и вставать.
Ей — на войну, где горе только множится,
И будут руки, может быть, в крови.
И страшно ей, вдруг у неё не сложится
Большой и незапятнанной любви.
Не верю в это! Всё на свете сбудется!
Пройдёт она, сирийская война.
Встаёт девчонка, там, где надо, трудится,
И свет приносит раненым она.
В своей светёлке — в этом тихом модуле,
Где не скрипит казённая кровать,
Пока карету царскую не подали,
Ей лень и просыпаться, и вставать.