Елена Царёва ПЕЙЗАЖ ПО ИМЕНИ ПАРИЖ "Из Парижска. Русские страницы". № 8 (2018 г.) Сборник литературных произведений российских парижан
Сборник "Из Парижска. (Русские страницы)" выходит восьмой год. По словам главного редактора, "Всё шире становится круг авторов, в этом выпуске, как и в четырёх предыдущих, выступили ещё девять новых писателей. И хочется верить, что и читателей становится тоже больше. Содержание настолько разнообразно, что пришлось ввести новые рубрики. В первую очередь — для эссе Анатолия Вайнштейна. Прежде в Парижске ничего подобного не публиковалось. Может быть, не все
осилят этот труд. Но те, кто дочитает до конца, обогатят свои знания и душу". Но не только эссе Анатолия Вайнштейн "В раю и в чёрных ботинках. Вариации на тему Гентского алтаря" обогатят знания читателей.
Это отличает и отрывки из романа Владимира Марамзина "Интерлюдия. Пейзаж по имени Париж". Автор наблюдателен и ироничен. "На моих глазах банковские клерки сменили пальто на короткие куртки, чтобы, кушая в полдень в ресторанчиках средней руки, никогда не слыхавших о вешалке, распинать их за собой на спинке стула". В.Марамзин живёт в Париже не первый год, он знает, о чем пишет. Опыт русских парижан, как, впрочем, и не только русских — бесценен. "Лучший
способ незаметно пересечь свой квартал, где тебя знает каждая собака, — это проехать сквозь него на машине. Даже если откроешь окно и будешь махать рукой своим знакомым, они тебя никогда не увидят". Жаль, что ограничения объёма не даёт возможность напечатать "Пейзаж по имени Париж" полностью. Здесь столько интересного!
Но вернёмся к сборнику. Составители не оставили без внимания 125-ю годовщину Марины Цветаевой — Людмила Маршезан своим рассказом буквально оживила дом, в котором жила поэтесса в Париже. Сама Цветаева писала об этом доме с чудесным умилением: "Мы живём в чудном 200-летнем каменном доме, в чудном месте, на чудной каштановой улице, у меня чудная большая комната с двумя окнами и в одном из них огромным каштаном... Это моя главная радость..." Сколько было невысказанной
боли, а высказать было некому: сын Мур совсем не понимал и не хотел слушать Марину. Она раздаривала свои вещи, книги, мебель, потому что уже летом 1938 года должна была освободить эту квартиру. Лето Цветаева провела с сыном в деревне на море, а осенью въехала временно в дешёвую гостиницу в Париже. Марина с Муром уехали из Парижа 12 июня 1939 года. Представьте себе — их никто не провожал...
Тоска по родине! Давно
Разоблачённая морока!
Мне совершенно всё равно —
Где совершенно одинокой
Быть...
"Парижская хроника" Виктора Глушкова соответствует именно хронике. В лучшем понимании этого слова. И невозможно оторваться от чтения изящного эссе Алёны Невской о "русском Париже, которого нет".
Новый автор Парижска Елена Бурдина открыла читателям редко освещаемый мир танца в Париже.
"Иногда они ездили в Париж, когда у Бруно были там дела. Наталья с интересом рассматривала город из окна машины, предлагала мужу погулять, тот соглашался, когда было время. Они прогуливались по Елисейским полям или по набережной Сены. Наталья радовалась, фотографировала красивые виды. Бруно, кутаясь в шарф, гулял с таким мученическим видом, что Наталье его становилось жалко. Муж, парижанин в четвёртом поколении, не любил Париж. "Как там можно жить? Пробки, толпы народа,
шум, мусор. Париж — это город для студентов, туристов и эмигрантов, — объяснял он Наталье. — Там можно жить, пока ты молодой. Но потом — хочется нормальной жизни, тишины, чтобы окна выходили в сад. Если тебе сорок лет и ты живёшь в Париже, ты ничего не добился в своей жизни. Но тебе если интересно, ты можешь приезжать и гулять одна".
Но это цитата опять же о Париже, а не о танцах в этом замечательно городе. О танцах надо прочитать, кратко об этом рассказать невозможно! Тем более, что ещё будет продолжение. В следующем выпуске Парижска.
Всех наших русских мам и пап, безусловно, позабавят и заставят задуматься весёлые размышления преподавателя "от Бога" Натальи Филатофф о двуязычии детей, живущих во Франции.
"Здешние учительницы, включая меня, напоминают офицерских жён. Большинство из нас в Париже из-за мужа; большинство из нас не может работать по специальности; большинству из нас нужны деньги. Все мы с ума сойти какие творческие и даже креативные. К каждому отдельному уроку мы изобретаем колесо. Все мы начитанны, говорливы и имеем корочки, иногда красненькие. В этом смысле мы выгодно отличаемся от цирюльников и сапожников из Великой армии, брошенной Наполеоном в российских
снегах. Знал ли великий завоеватель, что его полуграмотные солдаты осядут на жирных помещичьих хлебах и примутся учить дворянских деток? Принципиальное наше отличие от офицерских жён и наполеоновских солдат в том, что Париж — не гарнизонный городок, не затрапезная Тьмутаракань, не разные там географические отбросы".
Марк Казарновский представил "Записки из ломбарда". Ольга Сидельникова-Вербицкая рассказала о судьбе Ивана Шмелева. О своём родственнике говорит Вера Трэмон в рассказе "История одного расстрела".
У каждого своя дорога. И это в полной мере подтверждает "Дорога в Париж" Анны Нелидовой — глава из автобиографического романа, и "Фестиваль молодежи и студентов" Евгении Флавицкой.
В рубрике "Наш вернисаж" представлен Николай Дронников (род. в 1930 году) — русский парижанин. художник. Красота, которая ему особенно близка, — в красках, линиях.
Особо следует отметить новую вёрстку и оформление "Парижска" №8. Это заслуга молодого учёного-математика и поэта Андрей Костырка. Во всех предыдущих номерах этой работай занимался Дмитрий Галь.
Хочется рассказать обо всех, без исключения, авторах Парижска. Но, увы, не получится. В отделе поэзии в этом выпуске Парижска появились переводы на французский русских романсов и песен. Те, кто попробует их исполнить, наверно, поклонятся Людмиле Малышевой-Нольф. Надо попробовать! В поэтической рубрике Парижска всегда были представлены самобытные авторы. Например, Марина Алиду:
Пройдёшь ли улочкой японскою,
B Bенеции на площадь выйдешь ли,
A голуби везде московские,
И это даже удивительно.
Ну, а стихотворением Виталия Амурского позволю себе закончить это обзор:
Старею понемногу. Вспоминаю
Друзей и близких; те места, где жил,
Внимаю псов отрывочному лаю,
Моторам проезжающих машин.
Учил Экклезиаст: ничто не вечно,
Но прошлого тепло пока со мной,
Как будто к белой бабушкиной печке
Я прислоняюсь детскою спиной.
Струится снег за окнами двойными,
Где взрослый мир под светом фонарей
В шинелях или ватниках — с войны ли,
Или уже из наших лагерей.
Там жизнь давным-давно совсем другая,
Что и должно быть, честно говоря,
Но, не хваля её и не ругая,
Я знаю только: это не моя.