Максим Замшев ПРОСТЫЕ НЕПРОСТЫЕ ЛЮДИ СЕМЁНА ВОЛЬФСОНА Семён ВОЛЬФСОН. "Одиссея инженера Волкова". — М.: ИПО "У Никитских ворот", 2018.
В центре повести Семёна Вольфсона "Одиссея инженера Волкова" простые люди. Так сказал бы любой литературовед прошлого, ознакомившись с текстом. Действительно, автор не ищет героев с подчёркнуто романтическими биографиями, с интересной жизнью, его объектив направлен на людей, на первый взгляд, обычных, но в этой обычности он находит немало духовных перипетий, способных вызвать у читателя настоящий катарсис. Причём подобную высокую степень сопереживания определяет не
столько сила эмоций, сколь сочетание всех элементов прозы.
Начнём с композиции. Здесь автор использует вроде давно апробированный приём: это взятие за основу некоего случайно найденного текста, жизнеописания, и последующая его публикация. Тем самым он несколько отстраняет друг от друга образ автора и образ рассказчика, что сразу создаёт необходимый для восприятия прозы простор. Однако вся литературная "соль" скрывается во вступлении, предшествующем основному тексту. Оно далеко не формально, в нём и образ автора и образ рассказчика
весьма тонко смыслово взаимодействуют, создавая ту атмосферу, в которой читатель начинает ощущать себя своим. Весь антураж купе поезда, все разговоры, происходящие между автором и инженером Волковым, затягивают читателя внутрь повествования. Оба героя выглядят очень трогательно, и когда спустя время один находит самодеятельную рукопись другого, уже страшно хочется поторопить события и узнать, что же в ней написано. Ведь один из эпизодов жизни Волкова, который он изложил в предисловии, показал его человеком, скроенным
на особинку. Что он там написал о своей жизни?
С первых страниц повествование берёт хороший разгон, быстро оставляя позади предисловие, с головой погружая читателя в 1974 год, с которого начинается Одиссея советского инженера Мордуха Мордуховича Волкова. С начальных строк видно, что инженер Волков, созданный Семёном Вольфсоном, не чужд беллетристическому дару. Фрагменты, связанные с деятельностью советского НИИ, в котором чаепития и разговоры частенько заменяли собственно работу, написаны с юмором, иногда добрым, а порой
горьким. Видно, что Волков вовсе не относился к тем, кто являлся винтиком в характерной для тех лет командно-административной системе устройства жизни, а пытался анализировать всё происходящее, не только наблюдая, но и делая выводы.
Это же качество распространяется на дальнейшее описание жизни в экспедиции, куда был отправлен Волков из НИИ, полной ярких персонажей и рельефно выписанных житейских историй.
Любопытно, что в первой главе "Одиссеи…" мы можем точно сказать, что на жизнь в повести мы смотрим глазами интеллигента, эта интеллигентность во всём: в неспешности фразы, в быстроте характеристик, в очень трогательных разговорах о литературе, которые в любых условиях готовы вести персонажи. И ещё одно важное качество: это очень объективный взгляд на себя, взгляд с приятным прищуром, без самомнения, но и без самоуничижения, которое, как известно, паче гордости. Этот
тон распространяется на весь текст и придаёт ему высокую драгоценную пробу.
Во второй главе первой части "Одиссеи…" жизнь героя пополняется деталями и обстоятельствами. Волкову приходится иметь дела не только с инженерами, но и с элементами криминальными. И их он описывает очень достоверно, без допусков, без вымысла, демонстрируя творческую повадку зрелого реалиста.
"Ядро составляли бывшие уголовники. Бригадир Рудик Петров, жилистый мужик, выглядевший старше своих тридцати пяти из-за тесного знакомства со "злодейкой с наклейкой", отсидел восемь лет за наезд в пьяном виде со смертельным исходом. Сварщик — Сашка, наглый, разбитной, тот ещё фрукт, с татуировками на пальцах, отбыл четыре года на зоне за кражу со взломом в продовольственном ларьке. В те годы лица с уголовным прошлым естественным образом скапливались в строительно-монтажных
и монтажно-наладочных организациях. Там можно было прилично заработать и в то же время гульнуть вдали от глаз начальства."
Поражает, сколь точно знает автор все механизмы и особенности советской промышленности. Причём знает их не с парадно-газетной стороны, а с точки зрения всей человеческой массы, задействованной в процессе. Здесь Вольфсон демонстрирует незаурядное писательское мастерство. Это мастерство не помешало бы авторам производственных романов прошлого. Да, Сергею Минаеву с его "Духлессом" не грех поучиться у Вольфсона. Ведь увлекательно написать об особенностях производственного
процесса — очень сложно, и требует мастерства недюжинного.
Во второй главе первой части появляется очень важный персонаж — Станислав Голованов. Для понимания времени его фигура просто идеальна. Романтик-шестидесятник, верный идеалам дружбы, любящий ветер странствий. Он ещё сыграет в книге свою роль в самом конце. Но здесь он создаёт с героем великолепную пару, через него мы имеем возможность лучше разглядеть Мордуха Мордуховича Волкова, человека на вид скромного, но внутри постоянно лавирующего между волнами противоречий. Голованов
— это его своеобразное зеркало, отражающие как сильные, так и слабые стороны. Голованов — приятель Волкова ещё с института, и потому эта зеркальная история имеет в книге солидную временную протяжку.
Следующие главы первой части повествует о первом серьёзном поражении Волкова. Они о том, как ему не удалось преодолеть рутину и косность и внедрить своё рационализаторское изобретение. В первой части, занимающей довольно большой объем, видны все приметы писательского мастерства Семёна Вольфсона.
Во-первых, это умение держать внимание читателя без каких-то особых остросюжетных эффектов. Автор повести очень умело варьирует разные градусы психологического напряжения, и это создаёт непрерывное горизонтальное движения текста. Способствует читательскому интересу не политически ангажированные, а писательские объективные оценки реалий тех недавних, но уже и давних лет. Во-вторых, Вольфсон умело оперирует большим количеством персонажей, тщательно прослеживает все сюжетные линии,
большие и маленькие истории, и определяет связи между действующими лицами с неподдельной естественностью, без всяких натяжек и искусственности. И при этом все эти персонажи прописаны очень конкретно, среди них нет заведомо проходных. Очевидно, что человек Вольфсона интересует больше, чем обстоятельства, в которые он попадает. А это качество для большой масштабной прозы крайне подходящее.
Вольфсон прекрасно понимает, что в настоящей литературе показ в раскрытии характера должен преобладать над рассказом. Показ всегда стереоскопичен для литературной антропологии, через показ легче придать тексту ту самую манкость, что создаёт ощущение чуда.
Вторую и третью часть повести вполне можно назвать антропологической. Здесь, на наших глазах, продолжается жизнь героя, проходящего и впрямь как Одиссей сквозь череду разнообразных испытаний. Он встречает свою любовь, пытается сориентироваться в сложных ландшафтах восьмидесятых, а потом и девяностых. Нет смысла пересказывать весь сюжет, всю лирическую и бытовую биографию Волкова. Да и не в ней дело. Важно, как автор простого человека поднимает до трагического противостояния
с миром, в котором победа героем не одержана, но и поражением его жизнь не назвать. Да, у него не всегда хватало силы, но честности и порядочности было с избытком. Здесь Вольфсон ставит перед читателем сложную гуманитарную дилемму, для наших дней не просто ключевую, но и судьбоносную.
Оправдан ли успех любой ценой, или лучше спокойная не успешность, но чистая совесть?
В эпилоге автор обращается к арочной композиции. Последняя встреча того, кто нашел рукопись, назовём его повествователем, с героем очень трогательна. Казалось бы, утраченная Волковым навсегда рукопись, обнаружена. Что может быть лучше? Но не обнаружена до конца его жизнь. Повествователь делится с читателем соображением, что у этой рукописи есть огромное сходство с "Гадким утёнком" Андерсена, особенно в части деяний главного героя. Однако утки и зимой никуда не улетают,
а странствиям Одиссея всё же должен наступить конец.