Николай Карташов __ «ВЕРА, БОГ И ЛЮБОВЬ К СВЯТОЙ ОТЧИЗНЕ!»
 Московский литератор
 №17 сентябрь, 2019 г. Главная | Архив | Обратная связь 


Николай Карташов
«ВЕРА, БОГ И ЛЮБОВЬ К СВЯТОЙ ОТЧИЗНЕ!»
Поэт, философ, просветитель Н.В. Станкевич
     Когда я приезжаю на свою малую родину, что  на приграничье между Белгородской и Воронежской областями, то обязательно посещаю семейное кладбище Станкевичей. Там покоится прах уроженца наших мест, поэта, философа и общественного деятеля  первой половины ХIХ века  Николая Владимировича Станкевича (1813-1840).
     Стараюсь попасть туда в последних числах сентября — к его дню рождения.  Вот и на сей раз выпал такой случай. По знакомой с детства тропинке  не спеша поднимаюсь вверх  на высокую меловую гору. Пахнет степным разнотравьем. Внизу стелется серебристой лентой река Тихая Сосна, отражая  как в зеркале частоколы камышей.  
     У меня своя тропинка к Станкевичу. Впрочем, обо всем по порядку.  
     В  далеком 1973 году районная газета "Заря" напечатала мой репортаж о том, как проходили мероприятия, посвященные 160-летию со дня его рождения.  Праздник удался на славу. Состоялись литературные вечера,  учителя-русисты местных средней и восьмилетних школ, лекторы, учащиеся провели доклады, беседы о жизни и деятельности Станкевича. Было организовано несколько радиопередач, а также экскурсий по местам его детства и юности.
     Между тем состоявшиеся мероприятия и публикация в газете вызвали неоднозначную реакцию у некоторых моих односельчан. Один из учителей, назову его С., в недавнем прошлом партийный работник,  мне прямо заявил:
     — Крепостника, угнетателя простого народа прославляешь!.. А знаешь ли ты, что его отец людей на собак менял?..
     И дальше в  том же духе. Свою тираду учитель  произнес с такой свирепой злобой, будто его ещё вчера порол плетьми и бил батогами никогда не виденный им "крепостник".
     Я, шестнадцатилетний мальчишка,  стоял потрясенный… Честно говоря, не нашёл, что и ответить в гневе раскрасневшемуся, словно переспелый помидор, педагогу. Просто нечем было крыть. На тот момент мои сведения об именитом земляке, а тем более об его отце, были крайне скудны. Поэтому я тогда твердо решил как можно больше узнать о нем и расставить все точки над i.  
     Первым делом я завел папку, жирно начертав на ней красным карандашом "Станкевич". Туда сразу же определил вырезку из "районки" с  собственной  публикацией. Начало было положено. В последующем папка стала пополняться новыми материалами из газет и журналов, выписками из книг, фотографиями, копиями документов. В частности, к ним были приобщены публикации  как местных краеведов И.В. Овчаренко, В.Ф. Бахмута, А.Н. Кряженкова, так и ведущих отечественных  литературоведов  С.И. Машинского, Ю.В. Манна, О.Г. Ласунского, П.В. Мезенцева…
     Ещё большую основательность досье прибрело после того, как по моему запросу из Москвы из Государственной исторической библиотеки пришла бандероль с книгой П.В. Анненкова "Николай Владимирович Станкевич: переписка его и биография". С приятным трепетом я прикасался к страницам издания, на титульном листе которого стояла немыслимо далекая дата — 1857 год. Срок моего "владения" этой редкой, в кожаном тисненом золотом переплёте книгой,  был ограничен, и поэтому я сидел с нею чуть ли не сутки напролёт, читая и делая необходимые мне выписки. Увы, сканеров, ксероксов и прочей техники, ставшей обыденным атрибутом нынешнего бытия, тогда не было и в помине. Поэтому всё приходилось переписывать вручную.
     Мои труды и разыскания оказались не напрасными. Вскоре в "районке" была опубликована серия статей о знаменитом земляке.  Вот заголовки лишь некоторых: "Я жил здесь прежде пять лет…" (об учёбе Станкевича в Воронежском благородном пансионе), "Сотрудничество Станкевича в "Телескопе" (о его участии в одном из ведущих литературных журналов), "Псевдонимы Станкевича" (о его вымышленных именах), "С тобой на лоне правды отдохнуть" (о дружбе Станкевича с поэтами Алексеем Кольцовым, Василием Красовым, Иваном Клюшниковым), "С которыми не был знаком" (писатели Иван Гончаров и Лев Толстой о Станкевиче)…
     А  увлекательная тропа поиска вела меня все дальше и дальше. Подобно кладоискателю, заслышавшему стук лопаты о что-то твёрдое,  возможно, о тот заветный сундук с золотом, я несказанно радовался всему, что было связано с именем Станкевича.
     Помню, учась в  Новосибирске, заглянул в тамошний краеведческий музей и увидел на стене объёмный бетонный барельеф с изображением своего земляка. Как он сюда попал за три тысячи с лишним вёрст от  меловых круч и ковыльных степей? — спросил себя. Ну ладно, Москва или Воронеж. Но Сибирь…
     Оказалось,  барельеф был изготовлен в далекие 20-е годы по ленинскому плану монументальной пропаганды. Новой власти в целях воспитания  подрастающего поколения в духе коммунистической идеологии требовались кумиры. Был составлен  список, согласно которому  известным  революционерам, общественным деятелям, ученым, философам, поэтам ставились памятники, а в честь других, менее признанных, изготавливались барельефы. Анфас Станкевича запечатлели на барельефе.
     Сколько таких барельефов было изготовлено, мне, к сожалению, установить не удалось. Не узнал я и о том, как эта скульптурная работа очутилась среди экспонатов музея. По одной из версий, она поступила сюда во время Великой Отечественной войны. Именно тогда  из прифронтовых районов страны шла массовая эвакуация  на Урал и в Сибирь не только оборудования военных заводов, но и музейных ценностей. Возможно,  до этого барельеф находился  на улице Станкевича (улица существовала до 1993 г., с 1994 г. — Вознесенский переулок. — Н.К.), что в  центре Москвы. А когда  немецкие полчища  вплотную подошли к столице, его отправили в Новосибирск.
      
     Не всегда поиск приносит долгожданную удачу. Но где мне всегда везло в  разысканиях, так это в Москве. Как только случалось быть в столице, я обязательно шёл в Старосадский переулок, где находится Государственная историческая библиотека.
     В благословенной тиши "Исторички", обложив себя с двух сторон книгами, на несколько часов погружался в глубины девятнадцатого века, находя ответы на волнующие  вопросы. Ряд мемуарных источников помог мне узнать и о "крепостниках" Станкевичах. Теперь мне было чем ответить учителю.  
     Как я выяснил, Владимира Ивановича Станкевича, отца Николая, никоим образом нельзя было отнести к деспотам. Наоборот, он принадлежал к числу добрых, порядочных помещиков и с отвращением воспринимал тех, кто бесчеловечно и жестоко относился к людям. У него были "другие взгляды и понятия, более справедливые, чем нравы окружающих помещиков".  
     О его сердечном отношении к людям и, в особенности, к крепостным крестьянам, свидетельствует такой факт. Богатый помещик из соседнего уезда решил продать оркестр — шесть музыкантов вместе с их семьями. Житье-бытье у них там было никудышное. Выкупил музыкантов Станкевич. Можно себе представить, каково им было менять одного хозяина на другого,  совершенно незнакомого.
     К счастью, им не пришлось ни о чём жалеть. Новый хозяин очень сочувственно отнесся к их положению. Семьи музыкантов были расселены по отдельным и чистым хатам, специально предназначенным для служивших в имении людей. Каждому музыканту была назначена помесячная денежная плата, а также  выделена провизия.
     Однако вернёмся к нашему герою. Чем больше я собирал сведений о Станкевиче, тем сильнее становилась моя привязанность к этой яркой и незаурядной личности. Неполных двадцать семь лет прожил человек на белом свете, а скольким людям он зажёг благодатный огонь в сердце!
     Питомец Московского университета, Станкевич  в начале 1830-х годов организовал студенческий кружок, впоследствии вошедший в историю как "кружок Станкевича". Все его участники были молоды, свежи, полны энергии и любознательности. Это был своего рода умственный центр, в котором вечерами собирались единомышленники и вели долгие споры о всеобщих законах развития природы, о будущем России и человечества, о значении литературы и искусства.
     Станкевич часто любил повторять: "Всеведущее добро господствует над  миром". Это философское изречение было и  убеждением юноши. Он  считал, и это исповедовалось в его кружке, что человек должен или делать добро, или приготовлять себя к деланию добра. Делать добро — это значит всеми  силами способствовать восстановлению в человечестве того идеального образа, который ныне затемнён; и это священнейший долг человека. Но исполнять этот долг может лишь тот, кто сам чист… Очистить свою душу и образовать свой ум, потом заключить с единомышленниками союз дружбы и чести и общими силами трудиться на пользу Отечества, указывая ближним истинный  путь, давая им понятие о чести, о религии, о науках.
      
     Спустя несколько десятилетий о круге Станкевича глубоко и точно скажет в "Очерках гоголевского периода" Н.Г. Чернышевский: "Предмет этот имеет высокую важность для истории нашей литературы, потому что из тесного дружеского кружка, о котором мы говорим и душою которого был Н. В. Станкевич… вышли или впоследствии примкнули к нему почти все те замечательные люди, которых имена составляют честь нашей новой словесности, от Кольцова до г. Тургенева…".
     Действительно, целая фаланга ученых, литераторов и профессоров, в числе которых В.Г.Белинский, М.А.Бакунин, Т.Н.Грановский, Я.М. Неверов, В.П. Красов, В.П. Боткин, К.С. Аксаков, М.Н. Катков, Н.Х. Кетчер…
     Станкевич одним из путей общественного развития России считал просвещение. Кроме того, говорил он, в обществе должны быть незыблемыми такие устои, как религия и любовь к Отечеству, ибо они составляют их существо. Не случайно  в одном из его стихотворений почти афоризмом звучат слова:
      
     Все бессильны укоризны,
     Победить судьбу — кто мог?
     Утешенье в бурной жизни
     Мне да будет — вера, бог
     И любовь к святой Отчизне!
      
      Поэтическое наследие Станкевича невелико: все его стихи,  драма "Василий Шуйский" и проза умещаются в одном томе. Примечательно, что стихи молодого поэта  отбирал для опубликования в своем сборнике "Северные цветы" сам Александр Сергеевич Пушкин.
     Да и Станкевич приложил руку к появлению на литературном Олимпе поэта-самородка Алексея Кольцова. Сначала он поспособствовал тому, чтобы его стихи были опубликованы в "Литературной газете". А затем на свои деньги Станкевич издал сборник его произведений. Так Россия узнала замечательного народного поэта.
     Литературным памятником ХIХ века стала его "Переписка", которую со слезами  читал Лев Толстой. "Читал ли ты переписку Станкевича? — спрашивал великий классик у публициста Бориса Чичерина. — Боже мой! Что это за прелесть! Вот человек, которого я любил бы, как себя. Веришь ли, у меня теперь слёзы на глазах... Больно читать его — слишком правда, убийственно грустная правда. Вот где ешь его кровь и тело… Чёрт знает, нервы,  что ли у меня расстроены, но мне хочется плакать, и сейчас затворю дверь и буду плакать".
     Вообще, перекопав горы различной литературы, я пришёл к выводу, что о Станкевиче написано много и в то же время до обидного мало. И вдвойне было обидно за то, что за рубежом, в частности, в США, Великобритании, Франции, Германии, некоторых других странах к Станкевичу тамошние литературоведы и историки проявляют больше интереса, нежели у нас, на его родине. Во Франции, к примеру, жизнь Станкевича нашла отражение — не поверите — в книге, состоящей аж из двух томов! А на берегу туманного Альбиона, то есть в Великобритании драматург Том Стоппард  написал трилогию "Берег утопии", одним из главных героев  которой он вывел Станкевича. Тогда как у нас не имелось даже его полной биографии. Согласитесь, разве это нормально?..
     — Исторически несправедливо, —  выразил свою солидарность во время одной из встреч со мной Анатолий Николаевич Кряженков, в ту пору редактор "районки".
     Краевед от Бога и талантливый журналист, Кряженков тоже основательно занимался Станкевичем, регулярно публиковал о нём на страницах районной и областной печати свои статьи и очерки. Между нами была налажена регулярная переписка и обмен добытыми в архивах материалами.
      
     К  концу 90-х — началу 2000-х я уже располагал большим объёмом материалов о жизни и деятельности Станкевича. Значительную их часть я разыскал в  Государственном историческом музее, где хранится архив семьи Станкевичей. Архив этой семьи — отдельная тема. Скажу только, что мне посчастливилось держать в руках настоящие реликвии.
     Помимо работы в архиве я совершил немало поездок по городам и весям, где жил или бывал Станкевич. В этом списке Острогожск, Воронеж, Санкт-Петербург, Пятигорск,  Мценск, Серпухов, Харьков, Киев, Новоград-Волынский, Чернигов, Львов, Брюссель… В Москва я прошелся по всем адресам его учебы и проживания.
     В 2001 году в столичном журнале "Поэзия" увидели свет первые главы моей книги-биографии о Станкевиче, над которой я начал плотно работать с середины 90-х. В 2013 году, в канун 200-летия со дня рождения нашего земляка в издательстве "Молодая гвардия" она вышла отдельным  изданием. Книга "Станкевич" была издана в популярной серии "Жизнь замечательных людей". В том же году московское издательство "У Никитских ворот" выпустило мой сборник "С тобой на лоне правды отдохнуть…", в нём я собрал высказывания почти ста поэтов, писателей, историков, философов о Станкевиче. Там же, в 2014 году, была напечатана художественно-документальное повествование "Жизнь Станкевича".
      
     На этой ноте я и хотел закончить свой рассказ. Но неожиданно вспомнился один разговор. Когда вышла книга "Станкевич", мне позвонила Наталья Евгеньевна Добрынина, правнучка Станкевича. Доктор наук, научный сотрудник Российской государственной библиотеки, интеллигентнейшая, милая женщина, она сказала:
     — Николай Александрович, вы написали прекрасную книгу-биографию о моем прадеде. Когда читала её, у меня, случалось, комок к горлу подступал. Так тепло и трогательно мог написать только человек, искренне полюбивший своего героя. Спасибо вам огромное от всей нашей семьи!
     Что может быть дороже этих слов для автора? По сути, это оценка его произведению. А начало ему в далеком 1973 году положил репортаж в "районке"…