Юрий Коноплянников
ИЗ КНИГИ РАССКАЗОВ «ТЫ СПАС МЕНЯ, БРАТ»
УГАСШИЙ САД
Вот наша аллея. Здесь несколько моих деревьев. Но школы нет. Ограды тоже. И сада нет.
Деревья шелестят ещё не увядшей пока листвою.
Ночь. Играет музыка. Горит вон свет — в соседнем опустевшем доме.
Жил город. Была страна. И нет её. И город весь распался.
А когда-то, давным-давно, в школьные годы, будучи семиклассниками, мы вместе с учениками разных классов закладывали здесь цветущий, как казалось, сад — копали ямки и сажали саженцы.
Зачем?
УРОК ГУМАНИЗМА
Год 1960-й. Мне десять лет. Возвращаемся домой от Шверберга, отцовского друга. Насмотревшись фильмов о войне и, презирая гадов-фашистов, спрашиваю:
— А Шверберг, папа, немец?
— Да, сынок, — неторопливо произносит отец.
Стояла весна. Конец марта. Светило солнце, и таял снег, — природа пробуждалась от зимней спячки. А лицо отца, словно чувствуя мой вопрос, оставалось почти неподвижным, задумчивым.
— Тогда почему ты дружишь с ним? Он же враг, фашист?!
— Шверберг — очень хороший человек, — ласково сказал отец, слегка приобняв меня. — Ты потом, когда вырастешь, сынок, поймёшь, что народ не виноват в том, что творят его правители.
Это сказал один из тех (мой отец!), кто по-настоящему воевал и с боями дошёл до Берлина. Я запомнил его слова на всю жизнь. В них не было ни тени ненависти, ни тени вражды. В них была человечность.
В ОДЕССКОЙ "МАРШРУТКЕ"
С моим двоюродным, горячо любимым братом-одесситом мы не виделись ровно двадцать девять лет.
Так сложились обстоятельства. Так распорядилась судьба: уезжал я из Одессы ещё советской, а вернулся в ту, которая сегодня — на дворе стоял конец августа 2005-го года.
Брат выглядел каким-то зачумлённым. У него красивая, статная жена, а он то и дело заводил речь о Юлии Тимошенко…
Что за страсти мучают их здесь на Украине? Кто бы о чём ни говорил, а они своё — о политике и политиках.
"Юля, она такая… — талдычил брат. — Она прекрасная! Зажигательная, смелая, решительная, настоящая, женственная, обворожительная, выдающаяся. Непревзойдённый политик, оратор… И премьер-министр!"
Я не выдержал и глубокомысленно подытожил:
— Вот мы столько лет не виделись, брат. Едем по родной твоей безоблачной Одессе в дружелюбном транспорте — в "маршрутке". Ты такую… несёшь. А мне так приятно, что твоё плечо рядом.
Брат меня понял (услышал!): озорно толкнув, рассмеялся и ни слова больше не сказал ни о политике, ни о бывшей комсомолке ЮлииТимошенко.
БОРОДКА КЛИНЫШКОМ
Их так много развелось. Особенно в начале 90-х, когда страна пошла под откос. Все они стали охаивать героев Великой Отечественной. Подтасовывать, подменять факты. Утверждать, что всё было по-другому, что многое выдумали журналисты, писатели. Что все те, кто подвиги совершали, были клиентами психиатрических клиник и так далее.
Но тот, о котором пойдёт речь, лично предстал передо мной совсем недавно — только что ушедшей осенью.
Наблюдал я его в Банно-Оздоровительном Комплексе в Новопеределкино. Выхожу после парилки на крыльцо подышать осенней улицей. Солнечно, красиво, свежо. Присел, а на такой же скамейке, что и подо мной, сидит напротив некое увесистое существо с бородкой клинышком, туго завёрнутое в простыню ниже пояса, и сладкоголосо вещает, просвещая, видимо, наредкость удачного, молчаливого собеседника, стоящего рядом, — молодого гастарбайтера с Закавказья, пришедшего в баню помыться, заодно,
может быть, и трусы постирать.
Гастарбайтер так же, как и абориген, плотно завёрнут в белую простыню ниже пояса, но, в отличие от своего московского "просветителя-интеллектуала", он ничего не говорит, лишь уважительно слушает.
А тот наворачивает, открывает, видите ли, гостю столицы новую, им "творимую правду" о героях Великой Отечественной войны.
"Зоя Космодемьянская, — говорит он, — это же сумасшествие. Её не было. Такие выдуманные, как она, если были, кроме вреда для мирного населения, ничего больше сотворить не могли".
Я тут же встрял в его проповедь и агрессивно оборвал эту дурь, выдаваемую за подлинник.
"Да, конечно, — врезал я банному "мудрецу-сказителю", — сумасшедшие, кто же ещё(?!) выиграли ту, Великую войну!!!"
Раззявив было рот, мой визави заткнулся.
А я, сплюнув от досады, что не могу набить морду этому дебилу за его наглое враньё, выдаваемое за "правду", ушёл в парилку.
РАБЫНЯ ИЗАУРА
Именно наши мамы, и никто другой, обеспечили в СССР небывалый успех бразильскому телесериалу "Рабыня Изаура".
Они, отвоевав родное отечество, восстановив, поставив его после адских разрушений на ноги, вырастив детей, вынянчив внуков, выйдя на пенсию, получили, наконец, возможность свободного времени для сердечных разговоров, душевных радостей, поддерживающих и продолжающих жизнь друг друга и страны.
Поэтому, когда наши мамы в октябре 1988 года садились к экранам телевизоров, "жизнь на улицах замирала. Отменялись свидания и встречи, на витринах магазинов возникала дежурная табличка "Переучёт", у парадных пустовали без бабушек лавочки…"
Вот до какой степени захватывающим был этот бразильский сериал "Рабыня Изаура".
До такой, что однажды я стал невольным свидетелем поистине ошеломляющего триумфа этого кино у нашего зрителя (у самого близкого мне зрителя).
Моя мама поутру позвонила как-то своей подруге и справилась о её здоровье:
— Как себя чувствуешь, Катя?
А та ей в ответ:
— Ой, Надя! Так плохо, так плохо. Боюсь, помру и "Рабыню Изауру" не досмотрю!
СТРАНИЧКА ВОЙНЫ
Несколько раз поднимались в атаку и захлёбывались — немцы опрокидывали атакующих.
В очередной раз вернулись назад в окопы, один из бойцов говорит: "Нечипоренко! Смотри — у тебя шапка прострелена!" И действительно — в лобной части шапки была дырка от пули, ещё даже дымилась.
Тут раздалась команда опять атаковать. Рядовой Нечипоренко, богатырского вида и склада человек, пока рассматривал шапку, отложил автомат, а, когда раздалась команда: "Вперёд! В атаку!", — закинув ППШ за спину, схватил со злости лежавший рядом топор и кинулся на врага.
На этот раз немцы дрогнули и, покидая свои траншеи, побежали. Какой покрепче — тот бежит сильнее, какой послабее — тот попадает под удар топора Нечипоренко.
Ротный кричит про одного из отставших немецких доходяг: "Рядовой Нечипоренко! Не убивать! Брать живым!"
Но Нечипоренко в ответ: "А до хрена их тут!" И, точно воспарив над землёй, вихрем летя вперёд, рубил направо и налево клятых фрицев.
Когда же на новом, отбитом у немцев рубеже, началась разборка боевых действий, ротный строго спросил: "Рядовой Нечипоренко! Вам было приказано не убивать, брать живым. Почему не выполнили приказ?" — "Так он же мог меня убить?!" — без следа смущения, молниеносно ответил рядовой. — "Так это, может быть, не он?" — усомнился ротный. — "Как — не он? — слегка даже обиделся на ротного за его сомнения Нечипоренко. — Он! Я же видел!!!"
Хотя, понятное дело, как можно увидеть, кто в тебя стрелял во время стремительного наступления на противника.
СИЛА БИБЛИОТЕК
Безжалостная правда 90-х: в это время с отчаяния оттого, что мы не нужны больше родине, многие пили с утра до вечера и наоборот. И только бедные мамы продолжали контролировать ситуацию и держать нас в строгости.
— Просыпаюсь ночью, — рассказал как-то мне один из тех, кто пережил "то время", — похмелиться надо. Мать не дремлет, всегда начеку, поэтому тут же в коридорной темноте раздаётся её грозный окрик из соседней комнаты: "Ты куда?!" Замерев, судорожно ищу ответ, который бы её успокоил. "В библиотеку!" — наконец, соображаю. — "Иди!" — поверила мать. И я побежал за бутылкой. Вот какая сила была у библиотек! — резюмировал собрат по пережитым 90-м
годам прошлого века.
— У советских библиотек! — уточнил я.
ВАШИ ДОКУМЕНТЫ
Алексей Андрианович, отчим другого двоюродного брата моего по имени Саша, очень терялся, когда надо было принимать решительные меры.
Саня же, отдав долг Родине, отслужив армию, загулял на всю катушку и привёл однажды в дом, когда все уже спали, двух девиц с "низкой социальной ответственностью". Одну уложил на полу, рядом со спящими младшими детьми — братом и сестрой, а с другой заперся в ванной.
Так он надеялся по-тихому развлечься.
Но он не знал, что в эту ночь в квартире присутствовала главный семейный авторитет — наша бабушка Ефросинья Ивановна, которая как раз и приехала из близлежащей деревни, чтобы на их городскую жизнь посмотреть и, если что не так, навести порядок.
Она тут же просекла всё Сашкино безобразие и затребовала немедленно открыть ванну. А когда услышала в ответ: "Ни за что не открою!", побежала будить зятя, говоря:
— Лёша! Лёша! Проснись! Посмотри, что в твоей квартире творится?!
Вскочив, Алексей Андрианович, с трудом понимая, что происходит, подлетел к ванной, но услышал тот же ответ, что и Ефросинья Ивановна.
Тогда он кинулся к девице, что лежала рядом с детьми. И вместо того, чтобы, обращаясь к ней, прокричать: "Вон отсюда!", Алексей Андрианович, в свойственной ему интеллигентной манере, спросил:
— Вы кто такая? Как вы сюда попали? Ваши документы?!
НЕМНОГО О СЕНЕ И РАДИОПРОВОДАХ
В частном секторе, в индивидуальном строении на окраине большого населённого пункта городского типа жизнь настолько иная, нежели в центре такого поселения, в многоквартирном доме (этом муравейнике, как считают противники многоэтажек).
Она — жизнь эта — тепла, близка к добрым человеческим взаимоотношениям.
Всё просто, всё на поверхности. Все друг про друга всё знают. Коллективизм, взаимовыручка, забота о ближнем в проживающих здесь людях, в скрепах их очень сильны.
Но бывают и выверты. Например, как с бабой Машей, недавно схоронившей мужа, деда Степана, и вынужденной теперь все технические вопросы решать самостоятельно.
— Мужики! — держась за штакетник своей деревянной калитки, визгливо обратилась она к соседским парням, возвращавшимся с работы. — Вы вот сено прошлый раз везли. Провода мне стогом оборвали. Радио теперь не работает.
Один из возвращавшихся, взведённый, видимо, тем, что баба Маша так визглива в конце рабочего дня, бесновато ответил:
— На фига тебе радио? Ты же всё равно ничего не слышишь!
ВЕРА
Любимая моя жена Вера проявляла невероятную строгость по поводу употребления спиртного.
Мы только поженились: ей было девятнадцать, мне двадцать пять. И вот, куда ни придём, только сядем за стол, она тут же требует от меня:
— Больше не пей!
Я, наконец, не выдержал подобного притесненияи по возвращению домой после очередного похода в гости то ли на чей-то день рождения, то ли просто в связи с праздником, на следующее утро, сразу после сна, страшно возмутился:
— В чём дело, Вера? Каждый раз на людях, когда я собираюсь вместе со всеми пригубить рюмку, ты заявляешь: "Больше не пей. Больше не пей?!"
И моя чудесная Вера так чистосердечно стала раскаиваться, чуть не со слезами говоря:
— Знаешь… Я, когда выпиваю первую рюмку, мне сразу начинает казаться, что все вокруг уже пьяные.
Я, конечно, пришёл в восторг от такого ответа и уже потом всегда с восхитительной улыбкой слушал все её застольные глупости.
О ПРИВИЛЕГИЯХ
Когда-то в советское время я приехал в Мурманск в поисках счастья, в надежде заработать деньжат на "шабашке". А брат у меня возглавлял
ОБХСС в одном из районов Мурманска. И у него были кой-какие привилегии. Я говорю:
— Помоги куда-нибудь к шабашникам определиться, чтобы заработать деньгу, очень сложно в Москве без денег.
А он мне отвечает:
— Мы с этим боремся.
И не смог ничем помочь. Сам я устраивался и устроился: лес сплавлять по реке Нива на Пинозере в посёлке Полярные Зори неподалёку от Мурманска.
Но, оглядываясь в прошлое, соотнося его с сегодняшним, я вот всё думаю: а ведь таких привилегий, какими пользуются ныне те, кто с ними "боролся", никогда ни у кого в России не было.