Марина Ершова __ ЧТОБ ЗАЩИТИТЬ И ПРАВДУ, И ЛЮБОВЬ…
 Московский литератор
 №22 ноябрь, 2019 г. Главная | Архив | Обратная связь 


Марина Ершова
ЧТОБ ЗАЩИТИТЬ И ПРАВДУ, И ЛЮБОВЬ…
     *  *  *
     Кораблик уходит от пристани,
     И с ним уплывает гудок.
     А ты улыбаешься искренне,
     Сжимая забытый  цветок.
      
     А ты остаёшься на пристани,
     Где детская радость прошла,
     Где нами был час каждый выстрадан,
     Где детство сгорело дотла.
      
     Разлука не просто разлучница,
     В ней август — осенний привет.
     И жизнь, что уже не получится,
     И счастье, которого нет.
      
     И детские наши объятия,
     И мир в соловьиной поре,
     И теткины злые проклятия
     В полуденной летней жаре...
      
     Уходит, скрывается линия,
     Светящейся жизни вдали.
     Туманная, дальняя, синяя,
     Полоска любимой земли.
      
     Всё — сердце и пусто,  и каменно,
     Всё — чувства и запахи — прочь.
     Пора настоящих экзаменов,
     И долгая темная ночь.
      
     *  *  *
     Нет ничего ценнее вечной Жизни,
     Наивной, детской, честной, и простой.
     То солнышко в окошко ярко брызнет,
     То августовский тёплый свет — рекой.
      
     И сумерки вечерних дачных будней,
     И чаепитье с мятой и теплом.
     То городской пейзаж, он многолюдный,
     То просто запах лета за столом.
      
     Проходит всё, скрывается, всё тает,
     И остаётся тёплый, тихий свет.
     Прошедшей жизни шарик улетает,
     Летит, летит, и всё — его уж нет.
      
     Но есть... всё есть, и всё всегда нетленно —
     У сердца — память, у щеки — тепло,
     У детства — юность, жизнь — она бесценна…
     Свет догорел, о август, так светло!
      
     *  *  *
     И запредельные красоты
     При бестолковой маяте,
     Рождают тягостное что-то:
     Где всё не так, и все — не те.
      
     Сливаясь в ком, нагие чувства,
     Бродя, что пиво, хмель сулят.
     Душа устала от искусства,
     И веры в диких лебедят.
      
     Кричит ворона, дура-утка,
     Взлетая, брызгами кропит,
     И вся природа без рассудка,
     Дурея, красотой сорит...
      
     Все! Стоп! Долой её похмелье,
     Давай природы торжество,
     Давай и смыслы, и веселье,
     И Веру в чудо — Божество!
      
     Но не даётся... скука, мука,
     И стынь от будущих снегов.
     И в воздухе висит разлука,
     Приправой к гулкости шагов.
      
     *  *  *
     Любовь, как нежность, понимаю
     И принимаю всей Душой.
     В ней я живу, и не страдаю,
     В ней свет и мир такой большой,
      
     Такой надёжный, и порою
     Чуть грустный от немых утрат,
     Чуть странный, сложностью простою,
     Он дорог мне, и во сто крат,
      
     Дороже той любви, где буйство,
     Где страсть, где боль, где естество,
     Не признающее искусство,
     В нём всё не так, и всё — не то.
      
     *  *  *
     Я думала, что у меня достанет силы
     Любить несчастных, жадных и тупых,
     Понять их боль, их жалкие мотивы,
     Их суеверий пыл, таких простых…
      
     Но — нет! Я ненавижу смрад убогих,
     Душою мелких и трусливых, тех,
     Кто лизоблюдит барские чертоги,
     Кто пестует шакалий свой успех.
      
     Я не боюсь! Вы мне противны, мерзки!
     Мне наплевать на вас — подите прочь!
     Возможно, мой призыв открытый, дерзкий,
     Сулит мне холод и сплошную ночь.
      
     Но не могу я больше унижаться,
     Терпеть, скрывать,
     трястись от страха вновь!
     Моя Душа мне говорит сражаться,
     Чтоб защитить и правду и любовь.
      
     *  *  *
     И девочка на пароходе,
     И лёгкий бело-голубой  
     Костюмчик славный, по погоде,
     Корабль, везущий нас домой.
      
     И мягкий свет, и легкий ветер,
     И взгляд пронзительно-родной,
     Как будто бы на целом свете
     Нет нас счастливее с тобой.
      
     Все это детство — всё в преддверьи
     Иных, неведомых миров,
     Где целые года безверья,
     И так далёк  наш тихий кров.
      
     Начало века, век двадцатый,
     Суровый, пламенный, больной,
     Война, больничные палаты,
     Метели, голод. Над страной
      
     Одна лишь тоненькая нитка,
     Полоска света, и тепла,
     В судьбу открытая калитка.
     Любовь, что в детстве к нам пришла.
      
     И тихий, подмосковный вечер,
     И век, ушедший в никуда,
     Лишь память нашей первой встречи,
     Что светит нежностью всегда.
      
     ВАН ГОГ
     Я свет пишу, я вижу свет.
     Он проливается и любит.
     Мой желтый бог — смотрите, люди,
     В нём жизнь, и в нём безумья нет.
      
     Я нарисую, напишу,
     Я вижу свет, я вижу правду,
     Но нет, вдруг, подчиняясь смраду,
     Я слышу дьявола совет.
      
     Бегу, несу свой быстрый дар,
     Свои мазки, свои картины...
     Рисую я, я должен жар
     Мой воплотить, тогда я сгину.
      
     Я успокоюсь, лишь найду
     Ту смелость, ту живую вечность.
     Она важна, как человечность,
     Которой нет в сплошном дыму.
      
     Я нездоров, я видел ад
     Чернее чёрного объятья.
     Но знаю я, поймите, братья,
     Ведь Ангел лишь печали рад.
      
     *  *  *
     Я становлюсь все злее и тупее,
     Все злее и тупее, с каждым днём.
     А на дворе осеннем зеленеет
     Трава, и окружает старый дом.
      
     А в глади озера, верней, по этой глади
     Скользит иное, чудо — божество.
     Храм — отражение, что живет со мною,
     Смотрю наверх, а там и нет его.
      
     Вороны, облетая километры,
     Невиданных, как этот лес, чудес,
     Кричат, орут, неся на крыльях ветры,
     И толпами срываются с небес.
      
     И каркая, смеются об утратах,
     Которыми уже не удивишь.
     И матери не плачут о солдатах,
     Скрываясь в норах городов и крыш...
      
     И чернота вороньего отребья
     Всю падаль жрёт, спокойно, как в кино.
     И пустота приходит, и молебна
     Не слышно настоящего давно.
      
     Лишь свет, пронзая время мракобесия,
     Все льёт и льёт бессилие своё.
     И Ангелы, летая в поднебесье,
     Глядят с тоской на это бытиё.